экстраверт-мизантроп
14:17
о внутреннем и внешнем
Выйти на улицу, прикурить скрученную за две минуты до выхода самокрутку. Вдохнуть воздух октября. Совсем осень. Только листву, если ты идёшь по улице, а не по забытому всеми богами парку, убирают раньше, чем успеваешь окунуть в неё ноги - как в стоячую воду, или, если задует ветер, как в морской прибой. А может, она просто выжидает удобный момент, чтобы заявить о себе во весь голос. Но уже мёрзнут кончики пальцев, ветер обжигает отвыкшее за лето от холодов лицо.
Я вдыхаю этот воздух, и меня окунает во все мои прошлые октябри.
Вот я спешу на электричку через пролесок, в руках керамическая кружка, полная кофе три-в-одном. Темно, семь двадцать утра, впереди пустая, будто заброшенная платформа.
Вот дорога от "Перекрёстка" до дома, самое сердце Питера, самая Изнанка его, светят фонари, тяжёлый пакет в руке. Запах ветхости, когда входишь в подъезд. Одеяла и пледы, цветные подушки.
Вот ветра, гуляющие между многоэтажками. Закипающий чайник, пёстрая скатерть на столе огромной кухни. Стеллаж с книгами комиксов. Стол заставлен кружками. На подоконнике тыквы и фонари, в них горят свечи.
От всего этого меня отделяют сейчас полторы тысячи километров и разное количество лет.
Разница начинает чувствоваться сразу. Как только выходишь из маленького аэропорта Храброво, садишься в машину и выезжаешь на трассу. Нет, дело вовсе не в качестве дорог или ещё чём-то, отличающим нас от них, восток от запада, Россию от Европы, а также всех остальных предметах жарких дискуссий. Я смотрю в окно и вижу до сих пор зелёные деревья. Словно Маховик Времени отправил меня обратно в начало сентября, и не было ещё всего этого осеннего золота, этой золотой лихорадки.
Правда позже, в городе, это ощущение притупляется. Особенно, когда по лобовому стеклу начинают стучать капли дождя, а под колёсами машины уже не шоссейная дорога, а брусчатка Старого Города. Тогда и замечаешь пусть достаточно редкие, но совершенно точно жёлтые и рыжие листья, устроившиеся на неровных камнях и в щелях между ними.
Вкус этой осени - крепкий до горечи кофе с корицей. Забываю его в кружках, забываю кружки в случайных точках пространства, но всегда помню, где и какие. Всё, как любил когда-то Оливер МакМиллан. Всё, как любил до того, наверное, Эрик Сэлвин. Ведь любовь к кофе не относится к внешним чертам? Меня разъедает изнутри недоигранными историями и непрожитыми жизнями, и не дай Господь хоть отчасти прожить их по правде. Чтобы делать золото, нужно иметь золото.
Здесь тепло, очень тепло. Я хожу в пиджаке поверх тонкой светло-розовой рубашки свободного кроя. Утром воздух влажный, а на зелёной траве лежит роса - или капли дождя, прошедшего ночью - но скорее всё же роса. У нас под окнами заброшенный сад. Заросший травой по пояс. В нём яблони и кусты малины, дикий виноградник скрепляет стены каменной постройки. В воздухе города почти не чувствуется море, но я знаю, что оно рядом, и я даже не могу сформулировать, что останавливает меня от того, чтобы поехать в Светлогорск прямо сейчас - завтракать в кофейне на спуске к набережной и гулять по мокрому песку.
Я сдаю тихо и не особенно напрягаясь всё то, что мне необходимо сдать. Студенты-младшекурсники галдят перед аудиториями, спорят, толкаются. Даже больше напоминают старшеклассников, а не студентов. Мы тоже так галдели когда-то, и тоже были ими. Сейчас кажется, что меня от них отделяет пропасть, как и от нас тогдашних.
Также не особенно напрягаясь разбираюсь с документами. Смеюсь: сдала три экзамена и документы на паспорт, осталось ещё семь экзаменов и два паспорта.
Общаюсь с местными ролевиками. Вчера сидели в отличном пабе, сегодня иду к ним в гости. Они стремятся познакомить меня со всей своей компанией, и всё это весьма мило. Очень радуюсь общению, обычно мне его здесь не хватало.
Скучаю по Москве и дорогим друзьям. Думаю о том, что когда я вернусь, настанет совсем уже поздняя осень, а листва с деревьев уже вся облетит. Можно будет варить глинтвейн и выходить курить на общий балкон с полной дымящейся кружкой в руках, накинув на плечи пальто. Или обжигающий напиток из тёрторго имбиря, мёда, лимона и пряностей. Найти тыкв и превратить их в фонарики к Самайну-Хэллоуину. И ещё с десяток поздне-осенних вещей.
Я вдыхаю этот воздух, и меня окунает во все мои прошлые октябри.
Вот я спешу на электричку через пролесок, в руках керамическая кружка, полная кофе три-в-одном. Темно, семь двадцать утра, впереди пустая, будто заброшенная платформа.
Вот дорога от "Перекрёстка" до дома, самое сердце Питера, самая Изнанка его, светят фонари, тяжёлый пакет в руке. Запах ветхости, когда входишь в подъезд. Одеяла и пледы, цветные подушки.
Вот ветра, гуляющие между многоэтажками. Закипающий чайник, пёстрая скатерть на столе огромной кухни. Стеллаж с книгами комиксов. Стол заставлен кружками. На подоконнике тыквы и фонари, в них горят свечи.
От всего этого меня отделяют сейчас полторы тысячи километров и разное количество лет.
Разница начинает чувствоваться сразу. Как только выходишь из маленького аэропорта Храброво, садишься в машину и выезжаешь на трассу. Нет, дело вовсе не в качестве дорог или ещё чём-то, отличающим нас от них, восток от запада, Россию от Европы, а также всех остальных предметах жарких дискуссий. Я смотрю в окно и вижу до сих пор зелёные деревья. Словно Маховик Времени отправил меня обратно в начало сентября, и не было ещё всего этого осеннего золота, этой золотой лихорадки.
Правда позже, в городе, это ощущение притупляется. Особенно, когда по лобовому стеклу начинают стучать капли дождя, а под колёсами машины уже не шоссейная дорога, а брусчатка Старого Города. Тогда и замечаешь пусть достаточно редкие, но совершенно точно жёлтые и рыжие листья, устроившиеся на неровных камнях и в щелях между ними.
Вкус этой осени - крепкий до горечи кофе с корицей. Забываю его в кружках, забываю кружки в случайных точках пространства, но всегда помню, где и какие. Всё, как любил когда-то Оливер МакМиллан. Всё, как любил до того, наверное, Эрик Сэлвин. Ведь любовь к кофе не относится к внешним чертам? Меня разъедает изнутри недоигранными историями и непрожитыми жизнями, и не дай Господь хоть отчасти прожить их по правде. Чтобы делать золото, нужно иметь золото.
Здесь тепло, очень тепло. Я хожу в пиджаке поверх тонкой светло-розовой рубашки свободного кроя. Утром воздух влажный, а на зелёной траве лежит роса - или капли дождя, прошедшего ночью - но скорее всё же роса. У нас под окнами заброшенный сад. Заросший травой по пояс. В нём яблони и кусты малины, дикий виноградник скрепляет стены каменной постройки. В воздухе города почти не чувствуется море, но я знаю, что оно рядом, и я даже не могу сформулировать, что останавливает меня от того, чтобы поехать в Светлогорск прямо сейчас - завтракать в кофейне на спуске к набережной и гулять по мокрому песку.
Я сдаю тихо и не особенно напрягаясь всё то, что мне необходимо сдать. Студенты-младшекурсники галдят перед аудиториями, спорят, толкаются. Даже больше напоминают старшеклассников, а не студентов. Мы тоже так галдели когда-то, и тоже были ими. Сейчас кажется, что меня от них отделяет пропасть, как и от нас тогдашних.
Также не особенно напрягаясь разбираюсь с документами. Смеюсь: сдала три экзамена и документы на паспорт, осталось ещё семь экзаменов и два паспорта.
Общаюсь с местными ролевиками. Вчера сидели в отличном пабе, сегодня иду к ним в гости. Они стремятся познакомить меня со всей своей компанией, и всё это весьма мило. Очень радуюсь общению, обычно мне его здесь не хватало.
Скучаю по Москве и дорогим друзьям. Думаю о том, что когда я вернусь, настанет совсем уже поздняя осень, а листва с деревьев уже вся облетит. Можно будет варить глинтвейн и выходить курить на общий балкон с полной дымящейся кружкой в руках, накинув на плечи пальто. Или обжигающий напиток из тёрторго имбиря, мёда, лимона и пряностей. Найти тыкв и превратить их в фонарики к Самайну-Хэллоуину. И ещё с десяток поздне-осенних вещей.